Секс знакомства в смоленской области

Женщина должна заниматься любовью с мужчиной так, чтобы он даже и подумать не мог, что с другой может быть лучше;

  Вино  это  закон, считающийся с тем: где выпито, когда и много ли, и с кем. Когда соблюдены все эти оговорки - пить признак мудрости, а не порок совсем. Омар Хайям

Устала быть сильной, устала быть мудрой... Устала спасать, побеждать, выживать. Глаз хочется добрых, рук хочется милых, И губ, чтоб могли о любви прошептать. В объятьях укрыться, уснуть, раствориться, Подушкой пусть станет мужское плечо, Чтоб наговориться, как будто напиться, Чтоб все это было еще и еще...

И вот я снова у компа, а значит ночь настала... И снова значит у меня болеть душа начнёт. В ночи пустой, безлюдной и холодной, вдруг зависть вновь во мне проснётся, к тому кто вместе, кому тепло, кто в славе искупался, к тому, чьё сердце покорено... И станет страшно мне, опять, что зависть стала мною управлять... А что страшиться то? Ведь это всё нормально, когда любви иль денег нету, когда в душе тепла уж не осталось, когда жить чуть-чуть осталось... Но знаю я, что скоро утро, и снова зависть отойдёт, и плакать перестанет, душа, которой одиноко... (Как-то коряво получается но я сегодня не внастроении)

Я ХОЧУ НАУЧИТЬСЯ ПОНИМАТЬ ЕЕ САМ... Высокие договаривающиеся стороны уселись по оба конца стола, а между ними неприметной тенью примостился переводчик. Все молчали. Первым начал Он. - Я тебя люблю. Её передёрнуло, но переводчик сделал Ей знак и сказал: - Он говорит: "У меня есть терпение, я готов слушать и пытаться понять тебя". Она хмыкнула и с горечью ответила: - Ты всегда умел говорить красивые слова, а дела я от тебя, наверное, никогда не дождусь. Переводчик повернулся к Нему и сказал: - Она говорит: "Я тебя тоже люблю. Только любовь помогла мне выдержать всё это." Он заговорил, и в Его голосе звучала мука. - Я больше так не могу. Всё, что я ни делаю, тебе не нравится. Ты всё время критикуешь. Переводчик снова повернулся к Ней и сказал: - Он говорит: "У меня разросшееся, ранимое эго. Оно заставляет меня воспринимать все твои слова как нападки, и я помимо воли начинаю видеть в тебе врага." Она посмотрела на Него - уже без ненависти. Уже с той жалостью, от которой до любви - полтора шага. - Я попробую помнить об этом, но ты тоже должен перестать быть ребёнком. Пора уже повзрослеть на четвёртом десятке! Переводчик повернулся к Нему... ...Они уходили вдвоём, плечом к плечу, почти рука об руку. На пороге Он остановился, подбежал к переводчику, хлопнул его по спине и воскликнул:- Да ты, брат, профи! Где такому учат, а? Переводчик не ответил; он поймал глазами Её взгляд и одними губами перевёл: - Он говорит мне: "я хочу научиться понимать её сам". 

Я читал много книг, но тебя я прочесть не смог.  Я писал много строк, но тебя написать нельзя.  Просто ты каждый раз появлялась под эпилог,  Независимой тенью сквозь строчки мои скользя.  Я чертил на стене путь от комнаты до тебя,  Рисовал твои руки на жёлтых страницах книг,  И ужасно боялся нечаянно потерять  Эту хрупкую связь,  Возникающую на миг.  Снова выучив буквы, я тщетно слагал слова:  Получалось лишь имя,  Звучащее как табу.  Видно, формулу счастья случайно настиг провал,  Ибо счастье моё умещалось в цепочке букв.  Я любил тебя?  Боже, конечно же,  Я любил.  Но не так, как народ любит музыку и вино.  Если я был ранением, ты была – белый бинт,  Между жизнью и смертью связующее звено.  И от этой любви можно было сойти с ума. От себя самого навсегда совершить побег.  И я дал себе слово: за месяц создать роман, Где не будет ни строчки,  Написанной о тебе.  Я творил день за днём,  Я писал обо всем подряд,  Мой роман превращался в бессмертную ленту слов.  Так прошло сорок дней. И однажды под вечер я  Окончательно понял: роман, наконец, готов.  Но когда я открыл его, сделав глубокий вдох,  Залегла сеть морщин в уголках потемневших глаз.  Ведь на каждой странице,  Исписанной от и до,  Было имя твоё, повторенное сотни раз. 

Только вчера вышел из больницы. Поел пельменей кайф

Безразличие одного человека может привести к ощущению, что от вас отвернулся весь мир.